| Меню сайта |
 |
|
 |
| Категории раздела |
|
|
|
|
Как Сталин подделывал доллары
Как раз в эти годы земной шар оказался опутан густой сетью фальшивых 100-долларовых банкнот федеральной резервной системы Соединенных Штатов. Они начали проникать, а затем хлынули потоком в казначейство США через Шанхай и Сан-Франциско, Хьюстон и Нью-Йорк, Монреаль и Гавану, через Варшаву, Женеву, Бухарест, Берлин, Вену, Софию, Белград.
Пустил в обращение по всему миру примерно сто миллионов фальшивых долларов не кто иной, как Сталин.
Факт этот интересен не только сам по себе, но и потому, что иллюстрирует весь примитивизм умственных обыкновений нашего грузина — его неведение современных мировых условий, его готовность всякий раз в момент кризиса прибегать к методам прямой уголовщины. В большевистской партии Сталин впервые выделился как организатор «экспроприаций» — другими словами, ограблений банков для пополнения партийной кассы. Борис Суварин в своей книге «Жизнь Сталина» описывает такую экспроприацию в Тифлисе, организованную и руководимую Сталиным, хотя и без его личного участия; тогда на улице было взорвано восемь бомб, пятьдесят человек ранено, трое убито, а 341 тысяча рублей (34 тысячи фунтов стерлингов) пополнили кассу партии. Неудивительно, что во время другого кризиса, когда возникла нужда в наличных деньгах, Сталин пришел к простой идее раздобыть их из казначейства США.
А нужда была действительно велика. Запасы иностранной валюты у Советов были совершенно недостаточны даже для самых важных учреждений страны. Зарубежные службы ОГПУ и советской военной разведки были в критическом финансовом положении в момент, когда им надлежало заботиться о своей экспансии. Поиски «валюты» — золота и других драгоценных металлов — стали первейшей задачей Советского правительства. В ОГПУ учредили специальный валютный отдел и применили все мыслимые и немыслимые методы — от обмана до террора,— чтобы выкачивать из населения ценности и иностранную валюту. Эта кампания достигла апогея в так называемой «долларовой парилке» — систематическом вымогательстве у советских граждан переводов и вспомоществований, поступавших от родственников в Америке. Многие жертвы этих операций держались в тюрьмах и подвергались пыткам до тех пор пока из-за границы не поступали суммы выкупа. /159/
Все это стало достоянием довольно широкой гласности, но свой еще более коварный замысел присвоения чужих денег Сталин держал в строгом секрете. До настоящего времени источник упомянутых 100-долларовых фальшивых банкнот остается, по существу, тайной для американских и европейских спецслужб. Правда, подозрения существовали и даже высказывались на тот счет, что фальшивомонетчики действовали в Советской России. Но никто авторитетно не смог доказать, что преступные акции совершены Советским правительством.
Дело заключалось в том, что Сталин сам организовал сеть фабрикации долларов и сам руководил ею, что печатные устройства были упрятаны в глубочайших недрах ОГПУ, а распространителями фальшивок были специальные советские агенты.
Купюры печатались на специальной бумаге, привезенной из США, и были подделаны таким великолепным образом, что даже американские банковские эксперты принимали их за подлинные в течение многих лет после их первого заявления. Авторы подделки были настолько уверены в качестве своей работы, что предлагали в большом количестве купюры собственного изготовления при расчетах с ведущими финансовыми учреждениями Америки.
Сталинские агенты работали совместно с преступным подпольным миром, например, в Берлине — с шайкой американских рэкетиров, действовавших в Восточной Европе, в Чикаго — с известными там гангстерами. Это установлено бесспорно многими полицейскими расследованиями, что же касается самих агентов-распространителей, они действовали по чисто политическим мотивам, бескорыстно. Они хотели помочь Советскому Союзу.
В федеральной тюрьме в Льюисбурге, в Пенсильвании, содержится заключенный, отбывающий 15-летний приговор за обман чикагских банков на сумму 25500 долларов путем всучения им фальшивых 100-долларовых банкнот. Заключенный — д-р Валентайн Грегори Бартен, нью-йоркский врач, разоблаченный как видный коммунист. Д-р Бартен принял свой приговор стоически, не сообщив ничего о начальниках в Москве, чьим верным орудием он был. Поэтому суд над ним в 1934 году, несмотря на самое тщательное следствие американской секретной службы, не привел к прояснению тайны фальшивых долларов.
В Берлине, за несколько лет до ареста д-ра Бартена, /160/ Советским правительством окольным путем была куплена частная банковская фирма «Сасс и Мартини», специально для операций обмена крупных партий фальшивых банкнот. Провал этого банка и бегство его учредителя обернулись международным скандалом, но полицейское расследование не смогло пойти дальше доказательства связей с преступным подпольем. Замешанный в этом деле наш агент, человек хорошо мне известный, осуществлял свое опасное предприятие исключительно в духе бескорыстного, беззаветного служения интересам Советского Союза. Хотя он и не был пойман полицией, вся его жизнь была этим делом окончательно погублена. Первую информацию о сталинской операции с подделкой денег я получил 23 января 1930 года, по пути из Вены в Рим. Выйдя на промежуточной станции купить газеты, я увидел сенсационный заголовок через всю полосу «Берлинер тагеблатт»: «Кто подделывает доллары?»
Газетная статья начиналась следующими словами: «Сообщение о распространении фальшивых банкнот составляло сегодня предмет толков в банкирских кругах и на фондовой бирже. Пока ни фальшивомонетчики, ни их оборудование не обнаружены. Но следствием установлено, что некто Франц Фишер, проживающий по адресу Нойе Винтерфельдштрассе, 3, пытался сбыть поддельные банкноты в Берлине. Он вернулся из России в марте 1929 года».
Имя Франца Фишера остановило мое внимание. «Черт возьми,— сказал я себе,— это должно быть наше дело». Продолжение газетных отчетов подтвердило мои худшие догадки. Сообщалось, что группа американских учредителей, специализирующаяся на канадских горнопромышленных акциях, приобрела осенью 1929 года в Берлине частную банковскую фирму «Сасс и Мартини», основанную в 1846 году. Учредители скоро вышли из дела и уступили его некоему Зиммонсу, а он, в свою очередь, продал его Паулю Роту, в прошлом коммунистическому члену муниципального совета Берлина. Рот был известен мне как негласный сотрудник советского посольства в Германии.
Франца Фишера газеты называли «крупным» вкладчиком этого банка. Фишера я знал с 1920 года, работал вместе с ним в 1923 году, помогая ему в организации военного отдела Германской компартии. Я знал, что он в течение многих лет состоял в советской военной разведке и подчинялся в работе Альфреду — одному из наших /161/
ведущих представителей за границей. Я знал также, что Альфред с 1927 года находился большую часть времени в Соединенных Штатах.
Был я вдобавок связан с Фишером лично, хорошо знал его мать и глубоко уважал ее как ветерана революции и видную деятельницу коммунистического движения в Германии (примеч. – не путать с Рут Фишер. Авт.). Именно в ее доме в дни мировой войны родился «Союз Спартака» во главе с Карлом Либкнехтом. Франц вырос в социальной атмосфере революционного воодушевления. Хотя я позднее и потерял с ним прямой контакт, я был уверен, что он оставался непреклонным идеалистом. Подделка денег из корыстных соображений была для него немыслима. Участие в авантюре банка «Сасс и Мартини» он был способен принять лишь по политическому приказу свыше. Короче говоря, я не сомневался, что, если замешан Фишер, значит, замешана Москва.
Более того, я узнал по газетным сообщениям характерный советский способ действий. Приобретение старой банковской фирмы некоей сомнительной «канадско-американской» группой, которая затем тут же уступает кому-то, кто, оказывается, действует в интересах Пауля Рута,— все это служило своего рода прикрытием действий наших секретных служб. Старый берлинский банк был куплен с очевидной целью внушить доверие к партиям фальшивых денег, которые предполагалось сплавить.
В «Тагеблатт» сообщалось, что 10 декабря 1929 года Франц Фишер обменял в банке «Сасс и Мартини» 100-долларовые купюры на сумму 19 000, которая тут же была депонирована в «Дойче банк», а этот последний отправил часть ее в Нью-Йорк, в «Нэшнл Сити банк». Поскольку все банкноты были старого образца и большеформатного типа, более не выпускаемого в Америке, они привлекли к себе внимание, как только оказались в распоряжении нью-йоркского Федерального резервного банка. С помощью микроскопического исследования группе экспертов удалось установить, что вся партия банкнот была поддельной. 23 декабря Нью-Йорк известил об этом Берлин. При этом германские банки и власти были уведомлены о том, что подделка была наилучшего качества среди когда-либо обнаруженных.
Берлинская полиция под руководством комиссара фон Либерманна немедленно накрыла банк «Сасс и Мартини» и легко обнаружила его подставной характер, Все /162/ его операции с фальшивыми банкнотами вели к Францу Фишеру, но сам Фишер исчез.
О связях Фишера с Москвой было известно. Не составляло тайны от властей, что в 1925—1927 годах он служил в автомобильной секции советской торговой миссии в Берлине и некогда слыл любителем автогоночного спорта. Полиция пришла к выводу, что он играл в этой афере роль «укрывателя краденого». Ответственный германский чиновник заявлял:
«Банда, должно быть, располагает где-то крупной печатной мастерской с немалым штатом экспертов, иначе они не могли бы достичь такого совершенства в массовом выпуске. Они выпустили так много подделок, что у них должны быть связи с крупной бумажной фабрикой и ее подкупленными служащими. Доходы их, конечно, огромны».
Предположение берлинской полиции заключалось, судя по газетам, в том, что сеть фальшивомонетчиков действовала в Польше или на Балканах. Меня смущало, что власти так долго не обращали своих взоров на Москву. Я опасался серьезных последствий для всех нас, покупал всевозможные газеты и изучал каждую заметку о подделке долларов. Больше всего меня занимала мысль, как обезопасить нашу сеть военной разведки. Не замешаны ли некоторые из наших агентов в этом грязном деле?
Помимо прочего, я беспокоился за Франца Фишера. Хотя его начальник Альфред числился шефом наших военно-разведывательных операций в Соединенных Штатах, я не питал никакого доверия к суждениям этого человека.
Чем больше я читал о полицейском налете на банк «Сасс и Мартини», тем яснее весь замысел аферы представлялся мне чистейшей глупостью. Правительство Соединенных Штатов, несомненно, думал я, сумеет проследить нити, ведущие к первоисточнику, а именно к Москве. Чем больше я размышлял, тем удивительнее казалось, что в современном мире международных обменов великое государство способно пойти на подобные действия. Я сознавал, что необходимо что-то сделать, что-то сказать, чтобы положить этой затее конец.
По счастью, в Риме я повстречал личного доверенного эмиссара Сталина, генерала Тер (Таирова), совершавшего в тот момент инспекционную поездку по нашим спецслужбам за рубежом. Уроженец Кавказа, как и Сталин, Таиров позднее стал советским посланником во /163/ Внешней Монголии, то есть сталинским вице-королем в этой стране (примеч. – по недавнему сообщению «Нью-Йорк таймс», его имя значилось среди арестованных. Авт.).
Таиров впервые возник на моем горизонте в 1928 году в Париже, где он подвизался в качестве представителя советской нефтяной компании. В действительности его миссия состояла в том, чтобы вникать в дело всецело и исключительно для Сталина. Из моей встречи с Таировым я впервые узнал о строго личном, совершенно персональном характере сталинского правления.
Как офицер военной разведки, я был приучен служить начальству, как член партии — повиноваться Центральному Комитету. Таиров подходил к делам по-иному. Он работал в отделе, далеком от моего, но заявлял в развязной манере, что может оказать мне любую помощь, какую я только пожелаю.
— Если вам требуется помощь, например, от посольства или от кого-либо другого, скажите мне, и я черкну словечко Хозяину.
Его разговор был пересыпан замечаниями вроде: «Я получил это от Сталина», «Сталин мне сказал».
Я склонен был считать его хвастуном и задал вопрос моему шефу — генералу Берзину, можно ли Таирову верить. Берзин прислал мне ответ, где давалось понять, что его утверждения о своей близости к Сталину — не измышления. Дело в том, что он входил в группу, работавшую под руководством Сталина во время гражданской войны, а позднее, в 1932 году, был направлен Сталиным в военное ведомство с заданием вскрывать почту наркома обороны Ворошилова и других командиров.
На этот раз, встретив Таирова в Тиволи под Римом, я сразу заговорил о фальшивых долларах.
— Это грязное дело развернулось сейчас в Берлине,— сказал я.— Я обеспокоен тем, что оно превращается в международный скандал и повредит нашим разведывательным организациям и скомпрометирует наше правительство.
— Ничего! — ответил Таиров, пожав плечами и вложив в это непередаваемое русское слово все свое отношение к упомянутому делу: «Ах, какое это имеет значение!»
— Не удивляйтесь, если вы все поплатитесь за это головой,— ответил я.— Все это так не пройдет. Кто бы ни затеял эту историю, она увлечет в пропасть всех нас. /164/
— Не тревожьтесь на этот счет,— заверил Таиров.— Хозяин в этом деле с нами. Неужели вы думаете, что ребята из Четвертого управления пошли бы на это без прямого слова Сталина!
Я замялся на мгновение. Очевидно, что генерал Берзин не рискнул бы на такое предприятие без санкции Сталина. Все же я вернулся к этой теме.
— Помимо политических соображений,— продолжал я,— само предприятие в финансовом отношении абсурдно. Подумайте только: много ли фальшивых купюр можно обменять на мировых рынках? Во сколько обойдется печатное оборудование, как велики окажутся расходы на их обращение? Обмен в современном мире совершается преимущественно в формах банковского кредитования. Наличные деньги много сделать не смогут. Кто бы ни задумал такое дело — это, по моему мнению, варвар.
— Вот для этого мы и купили банк в Берлине,— заметил Таиров.
— И чего вы добились с его помощью? Вы заплатили за него живые деньги, а какие суммы сумел бы пустить этот банк в оборот, даже если бы смог продлить свое существование? Понимают ли ваши люди в Москве, в каком мире мы живем? Способны ли они оценить затраты и возможные доходы, взвесить наперед предстоящий риск? И что теперь им делать? Ведь мы построили с величайшим риском и дорогой ценой целую разведывательную сеть, а теперь ваша затея рискует ее погубить!
Таиров признался, что он не знает, что делать с последствиями авантюры банка «Сасс и Мартини», но все же попытался защитить план фабрикации долларов ссылками на острую нехватку валюты для нужд пятилетнего плана.
Я перечислил все трудности, которые мы, агенты секретной службы, испытываем по вине наших неумелых бюрократов-финансистов, когда нам приходится реализовать здесь наличные деньги, присылаемые из Москвы. Курьеры привозят то целые пачки 500-долларовых банкнот, другой раз поступают единые чеки на десятки тысяч долларов. Бывает, что на банкнотах проставлены штампы советского Государственного банка. Риск, связанный с обменом подобной наличности, сам по себе достаточно велик. А теперь Москва снабжает нас поддельными денежными знаками! Разве это не равнозначно смертному приговору нашему делу? Таиров был смущен моими аргументами и в чем-то начал соглашаться. /165/
— Возможно, вы и правы в том, что касается Европы,— уступил он.— Но необходимо понять, что это дело предпринято прежде всего для Китая. Через него мы сбываем миллионы таких долларов, и там они нам нужны.
Я замолчал, потому что ничего не знал об условиях операций в Китае, и мы оставили этот разговор до нашей следующей встречи в новом римском порту близ Рима — Остии. Там я, на этот раз с большим успехом, попытался убедить его, что на всем этом деле надо поставить точку, тем более что дело о «Сасс и Мартини» получало все более громкие отголоски во всех концах света.
Берлинская банковская ассоциация опубликовала предупреждение относительно фальшивых американских банковских билетов 100-долларового достоинства с овальным портретом Бенджамина Франклина. В сообщении указывалось на множество мелких расхождений между подлинными и поддельными билетами, что могло помочь быстрейшему определению последних.
Берлинская полиция объявила, что «эти (100-долларовые) купюры подделаны с таким умением, что иностранные банки не могут их обнаруживать» и в специальном радиосообщении предупреждала, что «миллионы таких фальшивых долларов находятся в обращении в Америке и Европе».
Выпущенный в Женеве бюллетень от 23 января сообщал: «Представители казначейства США предупреждают федеральный полицейский департамент в Берне, что в Швейцарии обращаются фальшивые 100-долларовые банкноты. Эти банкноты очень умело подделаны».
На следующий день пришло сообщение из Берлина: «До настоящего времени обнаружено поддельных 100-долларовых купюр на сумму около 40 тысяч. Полиция объявила награду за поимку Фишера».
Сообщение «Ассошиэйтед Пресс» из Гаваны от 26 января гласило: «Полиция раскрыла действующую здесь международную банду фальшивомонетчиков. Полагают, что ею запущено в обращение за последнюю неделю от 75 до 100 тысяч поддельных долларов в билетах федеральной резервной системы США 100-долларового достоинства. Проверка американских банков показала, что в каждом из них находятся банкноты такого рода. В гаванском отделении «Нэшнл Сити банк» их оказалось четырнадцать и отказано в приеме еще на сумму более 16 тысяч. Все банки привлекли специальных экспертов-контролеров для тщательного изучения купюр крупного /166/ достоинства. Дорогое игорное предприятие — казино «Националь» утверждает, что им получено немало фальшивых купюр».
29 января известный немецкий адвокат д-р Альфонс Зак (тот самый, что потом выступал защитником на знаменитом процессе о поджоге рейхстага) заявил в берлинском суде, что он готов доказать, что поддельные банкноты 100-долларового достоинства изготовлены в Москве в советских печатных предприятиях. Д-р Зак утверждал, по сообщению нью-йоркской «Таймс» от 30 января, что «в ходе недавних китайских беспорядков поддельные фунты и доллары из тех же источников на сумму 2 500 000 распространены в Китае советской агентурой».
6 февраля получено известие из Варшавы об аресте коммунистического лидера, располагавшего большой суммой американских денег. Десять дней спустя оттуда же сообщалось: большая сумма поддельных американских долларов найдена в одном из банков Львова (Лемберга), причем эти банкноты аналогичны тем, которые были ранее обнаружены в немецких банках.
Примерно в то же время берлинская полиция известила о раскрытии в Антверпене действующей там банды фальшивомонетчиков, наводнявшей Европу поддельными американскими банкнотами все того же 100-долларового достоинства, а также фальшивыми 500-долларовыми купюрами, и об аресте трех человек — румына, венгра и чеха.
22 февраля Федеральный резервный банк Нью-Йорка выпустил циркуляр, обращающий внимание клиентов на детальные отличия поддельных купюр, в том числе на то обстоятельство, что черный пробел между единицей и первым нулем в угловой цифре «100» на лицевой стороне несколько шире, чем на подлинном билете.
3 марта большое количество фальшивых купюр обнаружилось в Мехико-Сити. Здесь было также отмечено отличное качество подделки.
7 марта семь распространителей фальшивых денег были арестованы в Тешине на польско-чехословацкой границе.
Пока эти отзвуки прокатывались по миру, Таиров находился в общении с Москвой, и наконец ему был дан приказ поручить мне ликвидацию всего этого дела. Тем временем я вернулся в Вену, где встретил Александровского, шефа нашей военной разведки в Австрии, и нашел его в состоянии крайнего раздражения по поводу /167/ беспокоивших меня обстоятельств. Особенно он был взбешен действиями Альфреда, который притащил Фишера в Вену и теперь ждал, что Александровский раздобудет для беглеца укрытие и бумаги, нужные для тайного переезда из Австрии в Советский Союз. Циркуляры с фотографиями и описаниями примет Франца Фишера были к тому времени уже разосланы и выставлены для обозрения по европейским странам.
— Я сказал Таирову, когда он был здесь, что я не хочу иметь ничего общего с этим делом,— пожаловался мне с горечью Александровский.— За всю эту историю отвечает остолоп Альфред, пусть он ее и расхлебывает.
— А что сказал Таиров? — спросил я.
— Он ответил, что за этим делом стоит сам Хозяин.— Это означало: ему не оставалось ничего иного, как выполнять инструкции.
Как бы там ни было, Александровскому пришлось снабдить Фишера паспортами, позволявшими ему проехать через Румынию и Турцию в Одессу, а оттуда в Москву. Я увидел Фишера в Вене перед самым его отъездом. Шести футов росту, стройный, крепкого сложения, всегда прекрасно одетый, Фишер был раньше известен своей блестящей внешностью. Теперь он завел фальшивые усы, был одет небрежно. Более того, он преобразился, по существу, являя всем своим опустившимся видом истинно жалкую фигуру.
— Я конченый человек,— сказал он мне.
Он знал, что, если окажется в Советской России, уже никогда не сможет оттуда выехать. Он знал также, что Сталин никогда не позволит ему сохранить жизнь, если он останется за границей. Судьба его глубоко меня огорчала. По существу, он работал, не уклоняясь от своего долга, действуя по приказам Советского правительства.
Альфреда я встретил в марте в Вене, в кафе «Кюнстлер», и сразу начал разговор в далеко не лестных выражениях.
— Вы, башки деревянные! — выпалил я.— Вы живете годами в Штатах или в Европе и ровно ничему не научились!
Он попытался защищаться.
— Вы ничего не понимаете,— сказал он.— Это же настоящие деньги. Они не имеют ничего общего с обычными поддельными дензнаками, они все равно что настоящие. Я достал ту самую бумагу, на которой печатают деньги в США. Вся разница в том, что работа выполнена /168/ на наших печатных станках, а не на станках в Вашингтоне.
Не раз в наших разговорах Альфред ссылался на некоего Ника, американца, видимо, латвийского происхождения, его главного помощника в распространении фальшивых долларов в Соединенных Штатах.
Он был в упоении от своих успехов, и мне пришлось потратить немало времени, чтобы заставить его осознать всю серьезность положения. Провал «Сасс и Мартини» внес осложнение в ход всего дела, объяснял я. Пункт за пунктом я разъяснял ему опасность положения, в которое он вовлек всех нас. Он сидел как человек, которому читают смертный приговор, и наконец взмолился:
— Что же я должен делать?
Я сказал, что ему следует добиться возврата максимального количества фальшивых купюр, агентам должно быть приказано вернуться, ему самому надлежало также отправиться в Москву. Я не был уверен, что Альфред подчинится моему приказу, и потому пригласил Таирова встретиться с нами обоими и подтвердить мои полномочия в этом деле.
От Альфреда я узнал кое-какие подробности истории с подделкой долларов. Она была осуществлена в Москве под прямым контролем Сталина, но Альфред утверждал, что сама идея принадлежала ему. Во всяком случае, его стараниями удалось добыть в США партию специальной бумаги, на которой там печатают деньги.
Фамилия Альфреда была Тильден. Он принадлежал к выходцам из Латвии в нашем управлении, во главе которого стоял генерал Ян Берзин. Это был рослый голубоглазый тип, худощавый, с резкими, но ординарными чертами лица. Я был знаком с ним и его женой Марией — стройной, статной женщиной, которая пользовалась репутацией «снайперши» и рассматривалась всеми знавшими ее в Москве как подлинная глава в своей семье.
Весной 1928 года Альфред явился из Парижа, чтобы заполучить себе одного из лучших наших агентов — Лидию Шталь и перевезти ее с собой в Америку. Я всячески старался воспрепятствовать ее отъезду. Это была умная, привлекательная женщина лет тридцати, в прошлом жена царского офицера, затем вступившая в брак с прибалтийским дворянином бароном Шталем. Лидия начала разведывательную службу во время своей эмиграции в 1921 году, она была одной из лучших у нас. /169/
Альфред выиграл свое дело и увез Лидию в Америку, где она провела года три, но потом, когда в конце 1932 года в Париже возникло шпионское дело Гордона Свица, Лидия была там арестована, судима и приговорена к пятилетнему тюремному заключению. Мария, жена Альфреда, будучи в Финляндии в качестве советского военного разведчика, также была арестована и сейчас отбывает в финской тюрьме десятилетнее заключение как русская шпионка.
При всем своем неумении сам Альфред никогда не попадал в неприятные дела с полицией. И все же провал акции с выпуском фальшивых долларов неблагоприятно отразился на его карьере. То, что он замешал в дело известных коммунистов, как Франц Фишер или Пауль Рот, стало главным звеном в провале всей затеи, поскольку рисковало скомпрометировать компартии Запада.
У меня заняла несколько недель работа по ликвидации последствий выпуска фальшивых долларов, по отправке их назад в Москву. В мае 1930 года Альфред также вернулся домой, а Фишер тем временем благополучно добрался до Советской России. В середине июня казалось, что буря улеглась, хотя знаменитые 100-долларовые банкноты то и дело продолжали появляться на Балканах. Около 20 июня я прибыл в Москву для доклада генералу Берзину.
Таиров также был в Москве и присутствовал при нашей встрече. Генерал Берзин обнял меня, поблагодарив за то, что я бросился в прорыв, образовавшийся в результате провала аферы «Сасс и Мартини». По ходу беседы я высказал ряд откровенных критических замечаний по поводу всего предприятия.
— Подделка денег — не подходящее занятие для могучего государства,— сказал я.— Оно низводит нас до положения какой-нибудь подпольной преступной клики, не имеющей в своем распоряжении других ресурсов.
Берзин стал мне вновь объяснять, что весь план был разработан для Китая, где крупномасштабные операции такого рода возможны, но что он не подходил для Запада. Я заметил, что, по-моему, он смехотворен, где бы его ни применять.
— А разве Наполеон не печатал британские банкноты? — возразил Берзин, и я узнал в этих его словах голос самого Сталина.
— Сравнение не подходит,— сказал я.— Современные финансовые методы работы совершенно иные. Несколько /170/ миллионов долларов наличностью сегодня ничего сделать не могут, разве что уронить престиж страны, их напечатавшей.
Я ушел после беседы с ощущением, что с фальсификацией банкнот всерьез покончено и что оставшиеся в руках агентуры купюры будут уничтожены. Как показали последующие события в Нью-Йорке и Чикаго, я ошибался.
Альфред позднее был переведен в Минск, поблизости от польской границы. Там он был назначен начальником всех моторизованных сил Белорусского военного округа. Францу Фишеру, сразу по прибытии его в Советский Союз, было присвоено новое имя. Немецкий ветеран-коммунист, он все же не был принят в советскую компартию, что означало серьезную политическую неудачу. Некоторое время спустя его послали прорабом в строительную организацию ОГПУ на Колыме, в Северо-Восточной Сибири, где он оказался много ближе к Северному полюсу и Аляске, чем к ближайшей русской железнодорожной станции. Кое-кто из нас отправлял одно время Францу посылки с теплой одеждой, но он ни разу не откликнулся на наши записки.
Поздней осенью 1931 года генерал Берзин внезапно отправил меня в Вену, где мне пришлось познакомиться с оригинальной американской семейной парой, обосновавшейся в венском отеле «Регина». Общение с ней в течение многих часов светских бесед неожиданно вернуло меня в ближайшие месяцы на старую стезю — к разбирательству с нашими фальшивомонетчиками. Этой парой были Ник Доценберг с его привлекательной молодой женой — тот самый Ник, который работал с Альфредом в Соединенных Штатах. Уроженец Бостона, он считался одним из основателей американской компартии. Когда в США в 1927 году прибыл Альфред, Доценберг ушел в «подполье», то есть перестал работать открыто в рядах партии, а работал тайно как один из наших агентов.
Высокий, массивного сложения, большеголовый, Ник Доценберг выглядел типичным преуспевающим американским бизнесменом. Он работал на нас в Румынии, где возглавлял румыно-американскую экспортную кинокомпанию. В Вене же он пытался раздобыть средства на поездку в Америку для приобретения там дорогостоящего кинооборудования. Между тем положение с валютой в Москве стало еще более критическим, чем прежде. Валюты не хватало настолько, что даже ведущие сотрудники /171/ были связаны по рукам и ногам бюджетным дефицитом. Что же касается Доценберга, то он вдобавок давно привык к более высокому уровню жизни, чем мы, советские граждане.
К тому времени прошло уже два года после провала банка «Сасс и Мартини». Поддельные банкноты перестали появляться на свет, пресса о них позабыла. Франц Фишер пребывал на арктическом побережье, и плакаты с его фотографиями на железнодорожных станциях разных стран покрывались пылью. Были основания считать, что полицейские службы Америки и Европы прекратили поиски источников подделанных нами долларов. Москва, как я думал, вышла в общем незапятнанной из своих безрассудных авантюр.
Ник Доценберг с женой уехал в начале 1932 года в Берлин, а оттуда в США. В первых числах апреля из Женевы во все европейские банки внезапно поступило предупреждение о новом появлении все тех же 100-долларовых фальшивых билетов. По сообщению берлинской «Бёрзенцайтунг» от 29 апреля, они обнаружились в Вене и Будапеште. Поначалу я не придал этому особого значения, думая, что у кого-то из прежних агентов Альфреда осталось некоторое число таких банкнот, и эти парни ждали минуты, когда их фальшивки смогут быть сбыты с рук, как они думали, без большого риска. Я не связал сразу возвращение Доценберга в США с новым появлением поддельных долларов. В действительности оказалось, что пребывание там этого человека в 1932 году открыло новую главу в печальной истории сталинских финансовых махинаций. Понял я это лишь тогда, когда в январе 1933 года газетные сообщения из Нью-йорка и Чикаго подняли громкий шум, отголоски которого докатились до Москвы, где я в тот момент находился, и даже вызвали некоторое смущение в Кремле.
В результате экспедиции Доценберга в США произошли следующие события.
Вечером во вторник 3 января 1933 года секретная полиция США арестовала в аэропорту Ньюарка некоего «графа фон Бюлова», как только он сошел с самолета, прибывшего из Монреаля. Расследованием была установлена его личность. Мнимого «графа» звали на самом деле Ганс Дехов, и за ним тянулись следы в досье чикагской полиции. Он подозревался в причастности к банде фальшивомонетчиков, действовавшей в Канаде и Мексике. /172/
На следующий день федеральная полиция Нью-Йорка произвела еще один арест. На этот раз задержанный — уже упомянутый нами д-р Валентайн Грегори Бартен, молодой врач, практиковавший, по сведениям «Нью-Йорк таймс», по адресу 133 Ист 58-й стрит. На него пало то же подозрение в касательстве к действиям банды фальсификаторов денег. Арестован он был через 24 часа после «графа» фон Бюлова на основании сведений чикагской полиции о том, что в одном не внушающем доверия банке этого города только что произведен обмен наличных на сумму 25500 долларов. Упомянутый д-р Бартен, по данным полиции, вернулся накануне поездом из Монреаля. Сам он по специальности кардиолог, занятый в лечебной системе госпиталя Среднего города, в возрасте 34 лет, уроженец России. Все эти подробности сообщала «Нью-Йорк таймс».
Власти США столкнулись в результате двух арестов с одним из самых трудных, запутанных случаев подделки денег во всей истории этих преступлений. Дехов полностью признался федеральным агентам, и его дело было приостановлено в суде вследствие исчерпывающих показаний в пользу правительства. Он признал, что подвизался в военно-промышленном бизнесе, специальностью его было химическое оборудование; д-ра Бартена он встретил летом 1932 года в Нью-Йорке. Сам Дехов поддерживал связи с подпольным миром Чикаго. Однажды Бартен сказал Дехову, что получил от одного своего пациента сто тысяч долларов 100-долларовыми купюрами, но не хочет менять их в Нью-Йорке. Дехов взялся обменять их в Чикаго, отвез туда образец этих купюр и поручил дело нескольким чикагским молодцам. Чикагские рэкетиры, числом восемь человек, участвовавшие в этом предприятии, отдали фальшивые купюры на проверку местным банковским экспертам, которые объявили их подлинными. Здесь вновь на сцене появляется д-р Бартен и вырабатывает соглашение, по которому подпольная группа получает 30 процентов выручки от обмена. Для этого им передается общая сумма 100 тысяч долларов.
Дело было накануне Рождества 1932-го, и обменная операция пошла успешно. Ряд банков (Континентальный банк Иллинойса, Нозерн Траст Компани, Харрис Траст, сберегательные банки) отправили обмененные пачки купюр в Федеральный резервный банк Чикаго. Получение многих связок билетов старого образца возродило старые /173/ подозрения. К проверке банкнот был привлечен Томас Каллаган из спецслужбы США, он обнаружил, что билеты поддельные и во всем схожие с теми, что были перехвачены в Берлине в 1930 году, а в других местах — начиная с 1928 года. Всем чикагским банкам пошло предупреждение, и тут же некий тип был арестован при попытке обменять сто 100-долларовых билетов на десять 1000-долларовых в «Ферст Нэшнл Бэнк оф Чикаго». Его арест дал в руки полиции нить, ведущую к членам подпольного синдиката, негодовавшего на то, что в своем предприятии они оказались обманутыми. Они якобы были уверены, что банковские билеты неподдельные, выдали полиции 40 тысяч долларов, еще оставшихся у них на руках, согласились сотрудничать с федеральными властями и, по сообщениям газет, обещали расправиться с д-ром Бартеном.
Дехов со своей стороны пытался убедить уголовников, что сам он тоже был обманут нью-йоркским врачом, отправился в Нью-Йорк для выяснения отношений с ним, будучи уверен, что легко сможет оправдаться в глазах чикагского преступного мира. Однако он столкнулся с полной переменой позиции Бартена, как только тот узнал от Дехова о положении дел в Чикаго. Дехову он посоветовал немедленно уехать в Европу, но тому это не понравилось, он заявил, что чикагские уголовники требуют компенсации подлинными долларами за доставшиеся им фальшивые. После беседы с д-ром Бартеном к Дехову на углу 90-й улицы и Центрального парка приблизился богатырского роста незнакомец, который заявил без обиняков, чтобы Дехов убирался в Европу, если не хочет быть жестоко избитым. Под влиянием этой встречи Дехов предпочел проявить осторожность и согласился на свидание с Бартеном в Канаде.
Так 1 января Дехов оказался в Монреале и зарегистрировался в отеле «Маунт Ройал», где его встретил Бартен. Для Дехова это свидание было крайне неблагоприятным. Над ним нависали угрозы с трех сторон. Чикагские рэкетиры требовали компенсации за свои убытки. Федеральные агенты шли по следам всех причастных к этому делу. Вдобавок незнакомец, обратившейся к Дехову в Нью-Йорке, теперь появился в Монреале и напомнил, что ему пора отправляться в Европу. Дехов не знал, что таинственный незнакомец, подосланный д-ром Бартеном, был агентом советского ОГПУ. Но он понимал, что что-то готовится, и обещал, что возьмет билет на ближайший /174/ пароход, отплывающий в Европу. Вместо этого он решил положиться на милость федеральных властей и вылетел первым самолетом в Ньюарк, где и был арестован, после чего указал полиции дорогу в контору д-ра Бартена.
Следствию удалось установить, что этот доктор был видным деятелем компартии. 24 февраля 1933 года на страницах «Нью-Йорк таймс» появилось сообщение под заголовком: «Поток поддельных денег просочился из России». В нем говорилось, что так заявляли федеральные власти после того, как поддельные банкноты 100-долла-рового достоинства были захвачены на днях в Чикаго. Эксперты казначейства сочли их самой совершенной подделкой, когда-либо обнаруженной в США, они были сфабрикованы лет шесть тому назад и проникли в Америку через далекий Китай. В газете факт раскрытия подделки связывался с арестом в январе врача Бартена, который якобы был главным американским звеном в международном заговоре фальсификаторов и при этом являлся или является
Источник: http://Вальтер Германович Кривицкий. «Я был агентом Сталина»: Записки советского разведчика. (I was Stalin's agent. By W.G. Kri |
| Категория: Бонистика | Добавил: MTB (23.01.2010)
|
| Просмотров: 1262
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
|
|
Главная 
